‒ Простите великодушно, не найдется ли у вас пары рублей на корм бездомному котику? – грязный бомж тянул заскорузлые пальцы, жалко улыбаясь. За пазухой драной телогрейки промелькнул черный нос с серым ухом и снова спрятался в теплое убежище.
‒ Точно на корм? Пропьешь, поди? – я все еще хмурился, не отойдя от суеты рабочего дня.
‒ Нет-нет, не буду пить, у меня теперь есть Вася! – мужик гордо вынул пищащий комочек серого меха и показал так, словно это был огромный драгоценный камень. Лицо его светилось сквозь коросту и синяки. Я сунул ему стольник и побрел дальше, снова погрузившись в свои мысли.

Сколько хожу на работу и с работы, никогда этого бомжа здесь не видел. Да и нечего им здесь делать. Место не особо людное ‒ вокруг старые хрущевки, отгороженные от дороги солидными зарослями. Лишь впереди, метрах в ста, возвышается новенькая девятиэтажка, отражая оранжевые лучи заходящего солнца. Напротив нее, воткнувшись между железным забором детского сада и кирпичным домом, стоит продуктовый магазинчик с облезлой вывеской и треснутым стеклом в окне. Десять лет все этим путем. Квартал, перекресток, девятиэтажка, пустырь, дом. Ничего примечательного.

Ветер гонял по дорожкам палые листья, поднимал пыль и забирался в складки одежды стылыми щупальцами. Прохожие кутались плотнее, прятали носы в воротники и торопились скрыться по домам.

‒ Мужчина, осторожнее! – тетка с тележкой, низко наклонив голову, волоклась мне навстречу и чуть не упала, когда я нечаянно задел ее плечом.
‒ Простите, — отвечаю на автомате.
‒ Смотреть надо! Ишь, раззявил зеньки и прет, ни хрена не видит! – тетка еще долго ворчала, тяжело переваливаясь с ноги на ногу и удаляясь. Мда, действительно задумался, уже и людей не замечаю. И вообще ничего не замечаю. Жена постоянно пеняет этим, как так можно ходить и ничего не замечать? Ни свежепокрашенных скамеек у подъезда, ни распустившуюся сирень, ни воробьев в кустах. А какие воробьи, когда начальник задал такой бешеный ритм работы еще месяц назад, что кажется, скоро забуду и как меня зовут. Мысли только о работе и о том, как отдохнуть. Хотя жена, конечно, у меня умница, я ее очень люблю, и жить было бы безумно скучно без ее такого милого ворчания.

Я ж обещал Мишане сюрприз с работы принести! Заруливаю в магазинчик. Что ж ему купить поинтереснее? Шарю глазами по полкам. Набор стандартный: хлеб, пирожные, да ряды соков и бутылок с вином.
‒ Девушка, милая, у вас киндерсюрпризы с машинками есть? – спрашиваю у продавщицы.
‒ Понятия не имею. Вот они все, выбирайте, – продавщица, ярко раскрашенная узбечка, устало улыбается дежурной улыбкой. Видно, что нет ей дела ни до киндерсюрпризов, ни до покупателей, ни до выручки. Но хозяин будет ругать и лишит премии, если покупатели будут выражать недовольство.
‒ Вроде вот тут должна быть машинка. Вам что-то еще? У нас сыр свежий и торты завезли. Очень вкусные.
‒ Спасибо, мне только киндер и батон белого.

***
Ну вот, сын будет доволен. Надо было и Маришке у той бабули возле метро цветов купить. И чего я сразу не сообразил? Ну завтра куплю обязательно. Вот и угол девятиэтажки, до моего дома всего ничего осталось.
‒ Молодой человек, у вас шнурки развязались! – две милые девчушки прыснули от смеха и побежали дальше.
‒ Спасибо, — кричу им вдогонку и улыбаюсь. А и правда, чего хмуриться, день кончился, в семью нести негатив с работы не годится.

Наклоняюсь завязать шнурки и застываю от изумления – мое тело, не послушавшись, пошло дальше. Поначалу я даже впал в ступор, глядя в собственную спину. Она удалялась от меня, слегка ссутулив плечи и опустив голову. Стоп. Если это я сейчас иду, то кто же я, который стою? Мысли скрипят и медленно прокручиваются, словно старые жернова. Вспыхивают вопросы: как, почему, зачем… Медленно разгибаюсь и понимаю, что меня нет. В смысле, тела нет. Ну да, оно ушло. А я остался. Но меня же нет. Что осталось? Чем я вижу? Бред какой-то, мысли панически мечутся в голове. В какой голове? У меня же нет головы! Ужас охватывает все мое существо. Какое существо? Меня же неееееет!!! Рванулся вперед, пытаясь догнать тело уже заворачивающее за угол дома. Эй, погоди!!! Я кричу, но звука нет. Хочу прикоснуться к своему телу, но касаться нечем. Как же обратить на себя внимание? Я хочу обратно, в тело!

А тело никаких признаков тревоги не выказывает. Оно вообще словно и не заметило ничего. Ну да, а что оно должно было заметить? Лечу… нет…иду…нет… перемещаюсь рядом. Господи! Ну и бред. Может, я сплю? Но все вокруг такое ясное, четкое и реальное – во сне так не бывает. Черт! Хм… так может я душа? Я умер? Но если я умер, почему мое тело двигается? Круговерть вопросов и мыслей едва не лишает меня рассудка. На какое-то время я просто перестаю соображать. Мы вместе вошли в подъезд и поднялись к квартире.

‒ Привет, дорогой! – жена нежно чмокнула меня в щеку. Нет, не меня, конечно, мое тело. Странное чувство, видеть и слышать, но не чувствовать.
‒ Привет, — буркнуло тело, не очень вежливо отодвинуло жену и потопало мыть руки.
‒ Папочка, а что ты мне принес? – из детской шумно выкатился белобрысый карапуз и скороговоркой стал пересказывать важнейшие события сегодняшнего дня. Как они с мамой гуляли в парке и видели там дроздов, как он катался на велокаре, как не хотел есть на обед противную котлету…
‒ Да помолчи хоть немного, чего растарахтелся? Вот, держи, принес тебе сюрприз. – Тело раздраженно сунуло сыну киндер и отправилось на кухню. Мишаня немножко обескураженный таким странным поведением отца, начал разворачивать яйцо. Внутри оказалось какое-то зеленое чудовище с одним глазом и шестью конечностями.
‒ Папа! Тут нет машинки! Тут какой-то монстр! – заревел малец и бросился к телу.
‒Ну и ничего страшно, не реви. Было бы из-за чего нюни разводить.
‒Я же хотел машинкууууу, ‒ не унимался Мишаня.
‒ Не плачь, солнышко, завтра мы с тобой купим машинку. Папа устал, не приставай к нему, пожалуйста, ‒ жена утешала сына и с тревогой поглядывала на тело. ‒ Поиграй немножко в своей комнате, пока я папу покормлю, а потом я тебе почитаю. Хорошо?

‒ Что случилось, радость моя? Ты чего сегодня мрачнее тучи? – бедная Маришка, она не могла видеть, что перед ней не я, а только тело.
‒ Ничего не случилось. Все как всегда. Начальство трахает мозг, сослуживцы маются херней, вместо того, чтобы работать. Устал, настроение хреновое, – тело без аппетита наворачивало котлеты с картошкой. Мои любимые, между прочим. Картошка ровно зажарена, посыпана укропом. Ммм, как вкусно пахнет! Какая же умница моя Маришка! А этот чурбан бесчувственный жрет и даже не благодарит. Скотина бездушная! Даааааа, вот дела, как же дальше-то? Я что, так и буду за ним телепаться и наблюдать, как живет тварь бездушная?

После ужина тело завалилось на диван и вперилось в телевизор. Маришка решила не нарываться на скандал. Тихонько вымыла посуду, почитала Мишане, уложила того спать.

‒ Пойдем спать, солнышко? ‒ она надеялась, что я немного отдохнул и повеселел. – У меня есть для тебя сюрприз.
Мне показалось, что тело плотоядно ухмыльнулось, а в его глазах блеснул огонек возбуждения. Черт! Ведь это мои руки обнимают любимую, мои губы ее целуют… Но сейчас, мое тело уже не я. И я начинаю ревновать. Абсурд? Но разве не абсурд все, что со мной происходит? Эй ты, бездушная скотина, убери свои грязные руки! Это моя жена! Но ведь и его тоже? Она же любит его? Или меня? Ведь тело – всего лишь оболочка. Сука! Мог бы сегодня и не трахать ее. Похотливое животное! Уйди от нее!!! Дрянь такая! Я метался по комнате, ярость не находила выхода. Как его остановить? Ненавижу-ненавижу-ненавижу!!! Маришка моя, золотко, неужели ты не видишь, что это не я? Как ты можешь ласкать это чудовище? Больше не в силах слушать их стоны, рванул на улицу прямо сквозь окно.

***

Не разбирая дороги, я несся прочь от дома сквозь темноту, фонари, деревья, дома. Внезапно оказался посреди большой кухни чьей-то квартиры. Он и она орали друг на друга, выпучив глаза и резко жестикулируя. Раскрасневшиеся, искаженные гримасами лица, грязные слова. Я не мог, да честно говоря, и не пытался понять, что они не поделили. Тупо смотрел минут пять на эту трагедию, а потом отправился просто слоняться по городу.

Тополя верхушками упирались в низкие тучи, сливаясь с чернотой неба. По пустынным улицам разгуливал промозглый противный ветерок, заглядывал в щели и открытые форточки, разметал мусор, забрасывал на провода пакеты. Город просыпался. Сонные и хмурые жители торопились на работу. Со свинцового неба посыпалась противная морось, прохожие скукожились, поглубже закутались в капюшоны, раскрыли зонтики и ускорили шаг – безликая серая масса. Интересно, почему же производители одежды так любят блеклые скучные цвета, а с приходом осени и вовсе переходят на мрачные ‒ коричневые, серые, черные?..

Мое тело тоже вышло из квартиры, хмуро буркнув жене: «Пока». Уууу, злодей, даже не поцеловало как обычно! А я, оказывается, грубиян – за десять минут дороги уже троих толкнул и даже не извинился. Они, конечно, ворон считали, но это же не повод переть танком, глядя лишь под ноги.

Весь день на работе наблюдал за телом. Узнал про себя много нового. Мда, все же очень полезно глянуть на себя со стороны. Ни фига я не добрый, веселый, душа компании. А завистливый, ленивый и занудный тип. Брр. Это ж надо было умудриться в один день обидеть бухгалтершу Людочку – милую и непосредственную девочку, что работает у нас недавно и просто еще не успела войти в курс всех тонкостей; достать занудными наставлениями пару мужиков из нашего кабинета; рассказать в курилке три скучнейших анекдота, от которых у окружающих чуть не разболелись зубы; и под конец дня схлопотать от начальника – между прочим, обходительного и заботливого старичка – выговор за то, что не укладываюсь в сроки с отчетами, а нечего во вконтактике было подвисать, знаю же ‒ работы вагон и маленькая тележка. Впрочем, злорадствовать над собственным телом – глупо.

По дороге домой я разглядывал прохожих. Забавное занятие. Вон идет мужик, почти такой же, как мое тело ‒ без эмоций на лице, со скукой в глазах и сигаретой в зубах ‒ попыхивает на прохожих и плевать, что кому-то это может не нравиться. Вон расфуфыренная мамашка тащит за руку упирающуюся девчушку, а та орет во весь голос – явно с наслаждением. Эй, маманя, нельзя же так с дитенком! Ну объясни ты ей нормально. Нет, только шлепнула по заднице и тащит дальше. О, вон и знакомая тетка с неизменной тележкой. На лице застыло выражение упрямства и настырности.

‒ Простите великодушно, не найдется ли у вас пары рублей на корм бездомному котику? – Вчерашний бомж улыбался из-под насквозь промокшего картуза, капли текли по лицу и он смахивал их тыльной стороной ладони. Но мое тело даже не взглянуло на него. Оно шло, сгорбив плечи, вжав голову и высоко подняв воротник. Интересно, я часто так хожу?..
‒ Мужчина, ну что вам, совсем не жалко бедную животинку? ‒ бомж слегка тронул плечо тела.
‒ Какой еще котенок? ‒ тело недовольно взглянуло, брезгливо сбрасывая настойчивую руку.
‒ Пожалуйста! ‒ от улыбки не осталось и следа. ‒ Вот у меня котенок, — он приоткрыл полу телогрейки – недовольный нос поморщился от капель дождя и стал зарываться глубже.
‒ Отстань со своим котом. Чего привязался? ‒ Тело сделало очередную попытку уйти, но настырный бомж никак не хотел его отпускать. А и правда, чего пристал.
‒ Нет у тебя души, уважаемый! Куда жалость твоя подевалась? ‒ резко погрустнев, бомж развернулся и побрел прочь. А я так и застыл на месте, глядя ему вслед. Выходит, бездушный человек – безжалостный? Но вроде как мое тело не было таким уж жестоким. По-своему любило близких, да и особо не отличалось от окружающих…

Дождь мерно шелестел по крыше, выстукивал блюз по подоконникам и умирал в лужах. Ветер качал фонарь во дворе, отчего тени метались в нервном танце. Я забился на чердак, устроившись среди пыли, непонятных обломков и голубиного помета. Снова быть рядом с женой и телом, снова быть сторонним наблюдателем ‒ выше моих сил. Думать не хотелось, но мысли все равно приходили в голову. Странные, разрозненные, чаще всего – глупые.

Интересно, а оно хоть что-то подозревает? О чем думает? Наверное, что просто день не задался и все будет иначе, как только спадет горячка. Ну да, я ведь всегда так и думал, что виноват не я сам, а какие-то обстоятельства. То кризис в стране, то глупое начальство, то погода… Я раздражался на окружающих, все чего-то ждал… Внезапно мне стало невыносимо тоскливо, сам не знаю, от чего. Навалилась какая-то серость, обволокла меня, загородила все хорошее, что было в жизни. И мне показалось совершенно никчемным прошлое существование и еще более никчемным – нынешнее.

—

Субботнее утро порадовало отличной погодой. Сквозь редеющие тучи пробивались робкие лучи, раскрашивая багрянцем верхушки деревьев, весело отражаясь от окон и рассыпаясь в лужах. Ветер стих.

‒ Папа, папа, смотри, воробей в луже! А ему там не холодно? Он там купается, да? – по дорожке к скверу бодро топал мой малыш, доверчиво и крепко держа за руку мое тело. А я боялся, что оно ради сна откажется от традиционной субботней прогулки.
‒ Папа, а давай заведем воробья! Я сам буду его кормить!
‒ А где ты его будешь держать? ‒ тело добродушно ухмыльнулось. Разговоры о заведении какой-нибудь зверушки велись давно. Еще с тех пор, как малец побывал в гостях у двоюродного брата и познакомился там с добрейшей души лабрадором. Огромный пес настолько впечатлил сына, что он уже не мыслил себе жизни без животинки в квартире. Но мы были против. Как представлю себе, что с собакой надо гулять, мыть ее, дрессировать – всякое желание пропадает. С этим постреленком покою-то нет, куда еще и собаку. Поэтому я отшучивался как мог.
‒ Он будет жить в моей комнате. И летать по ней. А ночью будет спать на фикусе.
‒ Нет уж, придумщик! Он засерет всю квартиру, будет путаться в волосах, а потом улетит в открытую форточку.
‒ Почему засерет? А я ему горшок свой отдам. Я ведь уже большой, а воробей пусть в горшок какает.
‒ Ха. Не будет он в горшок какать. Потому что птицы не понимают, что нельзя гадить везде.
Малой сник и стал притормаживать. В глазенках блеснули слезы.
‒ Ну-ну, не раскисай. Птицам все равно лучше жить на воле. Представь себе, хотел бы ты жить все время в своей комнате и никуда не выходить из нее?
‒ Нееееет. А как же я буду ходить гулять? Не хочу в комнате! И воробей пусть живет на улице, раз ему тут хорошо.

Воробьи задорно чирикали в кустах боярышника, по кленам скакала пара синичек, подпевая незамысловатым «ци-ци-ци», солнце ярко освещала разноцветные одежки деревьев. Лужи подсохли и уже не хлюпали под ногами, там шелестел ковер из палых листьев. Вдоль дорожек парка густо росли клены вперемешку с рябинами и образовывали пестрые коридоры с пляшущими лучами, которые с трудом пробивались сквозь переплетения веток. Воздух был чист и прозрачен, каким бывает лишь ясным октябрьским днем.

Прогулка прошла отлично. Мишаня чего-то тараторил и спрашивал, тело благодушно отвечало и даже было в хорошем настроении. Дома тело тоже вело себя неплохо – не ругалось, не ворчало, повесило картинку, которая ждала этого уже больше месяца, подтянул кран, чтоб не капало, самодовольно оглядело работу и засело за телевизор – поглядеть пару киношек.

‒ Дорогой, вынеси, пожалуйста, мусор, — жена на секунду высунулась из кухни, в которой целый день что-то готовила, мыла, убирала.
‒ Блин, а раньше нельзя было попросить? Например, когда мы только с прогулки пришли? – тело начало ворчать, но тем не менее, сменило тапочки на кроссовки и накинуло куртку.
‒ Так раньше не было, а теперь набралось. Ну не ворчи, солнышко! ‒ жена чмокнула тело в щеку и вручила два полных пакета.
Уже прилично стемнело, одинокий фонарь тускло освещал середину двора. Ни души. В смысле, никого из людей нет, лишь за помойкой слышится непонятное шебуршание. Заглядываю туда и охреневаю – пара подонков ногами лупит давешнего бомжа. Тот уже и не сопротивлялся, а бесчувственным кулем вздрагивал от ударов, лишь беспомощно прикрывая руками голову. Третий хмырь стоял в стороне и пас.

Стой, дурак! Куда ты пошел? Ах ты дурья твоя башка! Тебе ж сейчас накостыляют по самое небалуй! Черт, он же не слышит ни хрена!
‒ Эй, мужик, закурить не найдется? – третий хмырь вразвалочку направился к моему телу.
‒ Не курю.
‒ А че так? Надо хотя б для дружков заначку носить, ‒ хмырь ощерился и свистнул дружкам. Те, бросив бездыханного бомжа, оживленно приблизились.
‒ Че такое, Гонза?
‒ Да вот, у товарища закурить не нашлось, беда-то какая, ‒ он подмигнул дружкам и вплотную подошел к телу.

Да что ж за беда такая! Это ж они сейчас угробят мое родное тело! А я? Куда ж я тогда?! Навсегда без тела останусь? Лююююдиииии!!!! Хоть бы одна зараза выглянула. Суки! Сидят в теплых квартирках и в ус не дуют, что кого-то буквально у них под носом убивают!

‒ Слушайте, отстаньте, а? Я тут мусор выносил, никого не видел, ничего не слышал, — наивно пыталось выкрутиться тело. Ага, как же, так тебя и отпустят подобру-поздорову.
‒ Гы-гы, паря, та нихто к тебе и не пристает, ‒ Гонза ухватил тело за ворот куртки, продолжая ухмыляться. ‒ Конечно, ты никого не слышал, не видел. И не услышишь! ‒ первый удар был предсказуем – головой в переносицу. Тело успело увернуться и, выпустив пакеты, швырнуло хмыря на асфальт. Но его дружки в стороне не стояли, подскочили к телу с двух сторон, разом сбили с ног и парой пинков распластали по земле. Твари, по голове не бейте!!! Внезапно двор осветили фары проезжающей машины.
‒ Валим мужики! ‒ хулиганы бросились в сторону арки и растворились в темноте.

Тело уселось на асфальте, обалдевшим взглядом уставилось на раскиданный мусор, медленно приходя в себя. Ну ничего, дружище, вроде не слишком сильно тебе досталось, вставай и пойдем домой.
От помойки донеслось тихое и жалобное «мяу». А, дак это ж кот бомжа. Сидит бедолага, прижался к еще теплому боку. Мое тело на четвереньках подползло к бомжу, попыталось нащупать пульс и, судя по досаде на лице, не нащупало. Давай, валим отсюда, а то потом заколебешься доказывать, шо это не твоих ног дело.
‒ Мяу! ‒ громко и настойчиво прозвучало возле самого уха и мы с телом дружно склонились к этому комку шерсти. Мокрый нос уткнулся в руку. Я непроизвольно потянулся погладить и почувствовал, как кот урчит – неистово, всем телом, трется усами об руки, обнимает пушистым хвостом. Беру животину на руки, нежно прижимаю к себе и с трудом поднимаюсь на ноги.

‒ Ну ты чего так долго? ‒ Маришка распахнула дверь и с тревогой уставилась на меня, замерла, подавив вскрик. Вид у меня был весьма помятый.
‒ Мишаня, поди сюда, смотри, кого я тебе принес! ‒ я попытался весело подмигнуть жене. ‒ Все нормально, Мариш, все просто замечательно!

©