После вступления в наследство свекровь за один день поменяла замки в моей квартире и заселила туда своих родичей.
Тётя не раз повторяла: «Будь с ней осторожнее». Я отмахнулась тогда, а теперь, когда дело дошло до вопросов собственности, поняла, что родственные связи рвутся без малейшего сожаления.
Игорь дозвонился лишь поздно вечером: — Что за разговоры между тобой и мамой? — А что она тебе успела рассказать? — уточнила я, заранее представляя версию событий.
— Она в слезах! — его голос пропитался гневом. — Утверждает, что ты её оскорбила! Публично унизила! После всего, что она сделала для нас…
— Для нас? — голос сорвался, ком подступил к горлу. — А ты вообще задумывался, что она для нас сделала? Кроме попыток отобрать квартиру?
— Запрещаю так говорить о матери! — в голосе Игоря прозвучала сталь.
— А как мне тогда говорить? Когда она без моего ведома ищет варианты жилья? Когда решает за нас, куда переезжать?
— Она заботится о семье! О нас! А ты…
— Что я?
— Ты думаешь только о себе! — выпалил он с гневом. — Мама права — ты эгоистка!
Я отключила вызов. Просто нажала кнопку, и тишина опустилась на меня, словно одеяло. Я сидела в полупустом кафе, уставившись в окно. За стеклом моросящий дождь смывал последние краски дня, люди спешили по своим делам. А мне было некуда идти. Возвращаться в съемную комнату, где ждал сердитый Игорь? Или в тётину квартиру, где каждый угол напоминал о предательстве?
Ноги сами понесли меня знакомой тропой. Мимо булочной, где всегда пахло свежим хлебом, через сквер, где мы с тётей проводили выходные. Вот и дом. В окнах светились теплые огни — странно, ведь я же выключила все лампы перед уходом…
Решив проверить, что происходит, я достала ключи. Но они не вошли в замочную скважину. Замок был другой. Совсем чужой.
Из-за двери доносились детские голоса и шум передвигаемой мебели. Я замерла, чувствуя, как холод разливается по телу. Гремела посуда, а чей-то голос капризничал: «Мам, а когда мы уже пойдём в цирк?»
Толик. Его трое детей. Они уже здесь. В тётиной квартире.
Всё внутри будто оборвалось. Комната, где я часами делала уроки. Кухня, где тётя училась печь пироги. Старое кресло, в котором она любила отдыхать после работы… Теперь всё это — чужое.
Телефон завибрировал в кармане. Звонила свекровь.
— Леночка, — её голос звучал почти ласково, — вот видишь? Я же предупреждала — пожалеешь. Ты выбрала свой путь, теперь будем действовать по-моему.
— Как… — язык не слушался. — Как вы…
— Очень просто! — она вдруг перешла на крик. — Думала, что самая умная? Собираешь документы? Мы уже всё решили! Толик продал дом в деревне, ему некуда деваться. Не выгонишь же его жену и троих детей на улицу?
В подъезде хлопнула дверь. По лестнице поднимались тяжелые шаги.
— Ты там? — в голосе свекрови появились истеричные нотки. — Сидишь под дверью? Не советую устраивать скандал — Толик человек резкий. Езжай-ка домой, к мужу. Вам теперь и одна комната будет впору, молодым…
Я достала из кармана старую фотографию тёти — ту самую, с проходной. Она улыбалась, молодая, красивая. Её губы, казалось, шевелились: «Будь с ней поосторожнее…»
Шаги приближались. Второй этаж. Третий.
Я вскочила и бросилась вниз по лестнице, не разбирая дороги. Вслед донеслось:
— Эй, ты куда?! Что ты тут делаешь?!
Но я уже выбежала во двор, под холодный дождь. Бежала, пока силы не оставили меня, лишь бы подальше от этого дома, от чужих голосов за дверью, от тётиной улыбки на старой фотографии. В голове крутились обрывки фраз: «Толик продал дом… Некуда деваться… Не выгонишь детей на улицу…»
Телефон вновь завибрировал. Звонил Игорь.
На экране высветилось его фото — снимок, сделанный прошлым летом на даче у его тёти. Тогда всё казалось простым и понятным. Мы были семьёй. А сейчас? Сейчас я чувствовала себя предательски брошенной, словно меня вытолкнули из привычного мира.
Они всё рассчитали. В то время как я верила в справедливость и собирала документы, они действовали. И ничего нельзя было возразить: проданный дом, трое детей, беременная жена… Как мне отказать людям, которым негде жить?
У автобусной остановки царила темнота и пустота. Я опустилась на холодную скамейку, достала телефон. На экране мигали уведомления: десять пропущенных звонков от Игоря, три от свекрови. И одно сообщение: «Лена, возьми трубку. Надо поговорить.»
Поговорить? О чём? О том, как его мать лихо провернула аферу с квартирой? Или о том, что я эгоистка, не желающая делиться?
Я достала из сумки папку с документами. Копии собраны, осталось только подать заявление.
Завтра. Решения можно принять завтра. А сейчас…
Телефон снова зазвонил. На этот раз я ответила:
— Да?
— Господи, Лена! — голос Игоря дрожал. — Где ты? Я весь город обзвонил, всех друзей перебил!
— А спроси у своей матери, — мой голос звучал чужим эхом. — Может, она тебе объяснит, что натворила.
— Что натворила? Лена, я совсем запутался! Мама плачет, а ты исчезла…
— Сходи-ка на Гвардейскую, — проговорила я, с трудом сдерживая слёзы. — В тётину квартиру. Только учти — там теперь живёт твой дядя Толик с детьми.
В трубке повисло молчание, наполненное шорохами и вздохами.
— Что… что значит живёт? — наконец выдавил он.
— То и значит. Новые замки, их вещи. Дети уже интересуются, когда пойдут в цирк. А это, видимо, только начало представления…
— Не может быть…
— Может, — голос дрогнул, и я почувствовала, как горячие слёзы катятся по щекам. — Она всё может. Продали дом специально, чтобы создать видимость безвыходности. Придумали беременную жену, чтобы я не смогла выгнать детей на улицу.
Дождь усилился, барабаня по крыше остановки. Фонарный свет растекался по стеклу серыми потоками.
— Лена, — голос Игоря стал тише, почти шёпотом. — Где ты сейчас?
— Какая разница? — горечь перехватила горло. — У меня больше нет дома. Ни тётиного, ни нашего.
— Что значит «нашего»?
— А то и значит, — слова вырывались против воли. — Или ты думаешь, что я могу остаться с человеком, чья мать отняла последнюю связь с моей тётей?
Гром прогремел где-то рядом, заставив меня сжаться.
— Подожди, — Игорь говорил медленно, будто через силу. — Где ты? Я приеду.
— Зачем? Чтобы повторить, какая я эгоистка? Или объяснить, что мама всё сделала ради блага семьи?
— Я ничего не знал, — его голос сорвался. — Клянусь, я был в полном неведении.
— А что ты вообще знаешь о своей матери? — вопрос вырвался сам собой. — О том, как она неделями втиралась в доверие к тёте? Как планировала каждый шаг, пока я была занята своими делами?
В трубке послышался громкий стук — кажется, Игорь ударил кулаком по столу.
— Я еду туда. На Гвардейскую.
— Не надо, — выдохнула я. — Ничего уже не исправишь. Просто… просто оставь меня в покое хотя бы сегодня.
— Как ты можешь так говорить? — его голос дрогнул. — Сейчас? Одной?
— Боишься, что и вашу съёмную комнату отниму? — горькая усмешка сковалаЛа лицо. — Не беспокойся, там я не появлюсь.
— Перестань… — его голос звучал растерянно. — Просто скажи, где ты. Я всё улажу.
— Улажу? — фыркнула я. — Как именно? Попросишь маму по-хорошему вернуть ключи? Или попробуешь уговорить дядю Толика съехать?
— Я знаю! — его голос звучал напряженно, почти крик. — Знаю про детей, про дом… Обо всем!
— Знаешь? — переспросила я, и вдруг меня словно пронзило озарение. — Значит, ты знал? Все это время знал, что они готовят?
Тишина на том конце провода говорила красноречивее любых слов.
— Вот оно что, — произнесла я, чувствуя, как губы немеют от предательства. — Поэтому ты молчал? Просто ждал, когда они продадут дом?
— Лена, не так всё… — попытался он оправдаться.
— А как, Игорь? Как именно? — мой голос дрожал. — Почему муж, который клялся любить и защищать, позволил своей матери просто взять и…
Голос застрял в горле, подступили слезы.
— Я не знал, что они замки поменяют! — воскликнул он, теперь уже умоляюще. — Думал, они лишь немного надавят… Ты бы согласилась на обмен…
— Надавят? — я не узнавала собственного тона. — Это ты называешь «немного надавить»?
— Слушай, — сказала я, вытирая слезы, — передай своей матери: пусть готовится к суду. И тебе тоже достанется — повестка в качестве свидетеля.
— Лена… — попытался он возразить.
— И да, можешь прекратить меня искать, — продолжила я холодно. — Подаю на развод.
Я нажала отбой и выключила телефон. В сумке лежала папка с документами на квартиру. Теперь было ясно: завтра первым делом нужно ехать к юристу. А потом…
Впервые за этот безумный вечер я почувствовала, что точно знаю, как действовать дальше. Тётя одобрила бы меня. Она всегда повторяла: «Справедливость не приходит сама — за неё нужно бороться.»
Ближе к полуночи я позвонила подруге:
— Марин, можно переночевать у тебя?
Она даже не стала задавать лишних вопросов:
— Приезжай.
На её кухне стоял успокаивающий аромат ромашкового чая. Марина без лишних слов поставила передо мной чашку, достала плед:
— Расскажешь?
И я рассказала. Все — от первого намека свекрови до сегодняшнего шока. Про замки, детские голоса за дверью, предательство мужа.
— Игорь знал, — мой голос все еще дрожал. — Он знал абсолютно все и молчал. Ждал, пока они продадут дом, чтобы у меня не осталось выбора.
Марина задумчиво помешивала чай:
— А документы? Ты же почти закончила оформление?
— Почти, — ответила я, доставая из сумки папку. — Осталось только подать заявление. Но они ведь соображают, что процесс займет время. Если там уже живут дети и беременная жена…
— И что теперь?
— К юристу, — решила я, сделав глоток остывшего чая. — Буду судиться.
— С мужем тоже?
Я кивнула, не находя сил заговорить. Горло сдавило комом.
— Знаешь, — начала Марина, придвинувшись ближе, — может быть, это и к лучшему, что всё так раскрылось?
— Что ты имеешь в виду?
— Представь, если бы вы жили в той квартире. Ежедневные визиты свекрови, бесконечные разговоры о её сыне… Как долго ты могла бы это терпеть?
Я вспомнила последние две недели тишины, во время которых свекровь, видимо, выжидала, планируя свой ход. Муж, делавший вид, что ничего не происходит, хотя знал всё заранее…
— Господи, — простонала я, закрыв лицо руками, — как же я могла быть такой наивной! Тётя ведь предупреждала. А я всё оправдывала её: «Она хороший человек, просто жизнь её сложная…»
— У всех жизнь сложная, — заметила Марина, наполняя мою чашку свежим чаем. — Но не все решают свои проблемы за счет других.
— Самое страшное, — призналась я, глядя на подругу, — что я действительно верила. Верила, что мы семья. Что все эти «мама», «доченька» были искренними.
Телефон снова завибрировал на столе. Игорь.
— Не буду брать, — отвернулась я к окну. — Нечего больше обсуждать.
— И правильно делаешь, — одобрила Марина, протягивая мне вазочку с печеньем. — Завтра будешь решать все вопросы через юриста. А сейчас — спать. Завтра будет тяжелый день.
Утро началось с неожиданного звонка. На экране высветилось имя соседки тёти Веры — бабы Нюры:
— Леночка, доченька, ты бы заглянула. Тут такое творится…
Я сжала телефон в руке:
— Что происходит?
— Грузовик подъехал. Выносят всю твою мебель. Я из окна вижу — уже полквартиры нет. А она… — баба Нюра понизила голос, — твоя свекровь стоит и распоряжается. Как будто хозяйка.
Руки предательски задрожали:
— Они что, совсем обнаглели?
— И не говори, — вздохнула соседка. — Я думаю, как бы Верочка отреагировала… Она же всю жизнь здесь прожила, каждую вещь любила…
— Я выезжаю.
Марина, которая уже собиралась на работу, решительно схватила пальто:
— Я с тобой.
— У тебя же важное совещание, — напомнила я.
— Перенесу, — ответила она, уже набирая номер. — И вызову знакомого юриста. Пусть присоединяется.
По дороге мы ехали молча. Слова были лишними — они методично уничтожали всё, что связывало эту квартиру с её прежними хозяевами. С тётей. Со мной.
У подъезда действительно стоял грузовик. Двое мужчин аккуратно выносили старый сервант тёти — тот самый, где за стеклом хранились семейные фотографии.
— Осторожно! — командовала Нина Петровна. — Это всё на дачу. Толик, ты списки ведёшь?
Я сделала шаг вперёд:
— Можно узнать, что здесь происходит?
Свекровь обернулась. На лице мелькнул испуг, но она быстро взяла себя в руки:
— А, пришла! Хотела забрать свои трофеи? Не беспокойся, мы сами всё вывезем.
— Это не мои вещи, — мой голос дрожал. — Это вещи тёти. В её квартире.
— Были тётины, — усмехнулась она. — Теперь здесь живёт Толик с семьёй. Старье только место занимает.
— Какое право… — начала я, но меня перебили.
— Такое, которое имеем! — она вдруг повысила голос. — Думала, умнее всех? А мы уже давно здесь обосновались! И останемся!
— Только не учли одного, — раздался спокойный мужской голос. Это был Маринин знакомый юрист, который появился с папкой документов. — Вас ждёт суд. По статье 330 УК РФ — самоуправство.
Нина Петровна побледнела так, что стали заметны голубые прожилки на её щеках:
— Кто это такой?
— Представитель законной владелицы квартиры, — он достал телефон. — Сейчас вызову полицию. Зафиксируем незаконное проникновение в жилище и порчу имущества.
Её уверенность моментально испарилась. Руки, только что уверенно указывавшие грузчикам маршрут, теперь заметно тряслись.
— Полицию? На меня? — её голос дрогнул.
Похоже, маски сброшены. Свекровь готова была пойти на всё, лишь бы заполучить квартиру. Но теперь перед ней стоял выбор: либо продолжить противозаконные действия, либо попытаться найти другой выход из ситуации. Оставалось надеяться, что законы окажутся сильнее её амбиций.
