Poдиoн Щeдpин: «У мeня былa вeликaя жeнa, Мaйя Плиceцкaя, c кoтopoй мнe вceгдa былo интepecнo»

Самый исполняемый в мире современный российский композитор отпраздновал 85-летие концертами в Петербурге и Москве и дал интервью, в котором рассказал и о русской литературе, и о своих корнях, и о жене, великой балерине Майе Плисецкой.


В Петербурге вы обрели свой театр — в Мариинке идет большинство ваших балетов и опер, а «Левша» и «Рождественская сказка» посвящены театру и Валерию Гергиеву.

Я безмерно горд, что Мариинский театр стал моим родным домом. Многие великие оперные и балетные сочинения обрели свою жизнь на этой сцене. Для меня высочайшая честь в какой-то мере к этому ряду примкнуть. Валерий Гергиев с самым добрым вниманием расположен ко всем моим партитурам — это настоящая награда для всякого композитора.

Живете вы в Германии, но остаетесь русским композитором. Где вы ощущаете себя дома — в Москве или Мюнхене?

Россия — моя Родина, мой дом. Быть русским композитором — моя данность, моя культура, мой язык, моя ментальность, мои родители, мои истоки. Это все вместе с кровью моей матери — мое! А в Мюнхен жизнь меня привела, там находится мое музыкальное издательство Schott Music. Права издательства распространяются на весь мир, кроме России, в России права — за мной.

Ваша опера «Очарованный странник» была написана по заказу Нью-Йоркской филармонии, но по повести русского писателя Николая Лескова. Другие сочинения основаны на произведениях Гоголя, Толстого, Набокова. Как вы выбираете те или иные сюжеты?

Русская литература — одна из богатейших в мире. В ней еще бездна нетронутых сокровищ для следующих поколений композиторов. «Очарованный странник» был моим ответом на предложение великого дирижера Лорина Маазеля, который тогда только возглавил Нью-Йоркский филармонический оркестр. Он даже задал мне определенные условия: в пределах полутора часов без антракта, на русском языке и на сюжет, связанный с Россией, чтобы там обязательно была цыганка, церковные песнопения, колокольные звоны. Я ему тут же ответил, что для этого есть замечательный сюжет у Николая Лескова — «Очарованный странник». Он прочел книгу по-английски и отверг. Тогда я предложил ему немецкий перевод Лескова, который гораздо богаче, ярче, выпуклее. Ему понравилось. «Левша» того же автора — одна из моих любимых книг. Я давно мечтал с какой-либо стороны подступиться к ней. Однажды чуть было не договорился писать балет на эту тему, но что-то помешало. И когда Гергиев попросил меня создать оперу для Новой сцены Мариинского, я предложил ему этот сюжет Лескова. Ну, а «Мертвые души» — величайшая книга, своего рода «библия» русского человека, русского характера, русских метаний. Сначала появилась радостная возможность реализовать эту мечту в Большом театре, а после опера была поставлена в Кировском театре с участием Юрия Темирканова.


Жизнь человеческая очень лимитирована. Мечтай-мечтай, а придет и твой час

Есть ли у вас то, что вы хотели бы осуществить, но пока откладываете?

К сожалению, жизнь человеческая очень лимитирована. Мечтай-мечтай, а придет и твой час. Сейчас мне уже очень трудно писать, потому что левый глаз плохо видит. Я вообще сочиняю музыку по старинке: мне нужны стол, партитурная бумага, тишина и не требуется никакой инструмент. А идей и фантазий у меня и сейчас много. Боюсь, что так они и останутся фантазиями.

Чайковский приучил себя ежедневно садиться за стол, а как вы организуете процесс сочинения?

Регулярность творчества была бы самым правильным подходом, но жизнь моя всегда немножко на перекладных. Шостакович говорил, что были бы мысли, можно и в собачьей конуре писать. Он в поезде много работал. Но у каждого свой путь. Я знаю глубоко уважаемых мною коллег-композиторов, которые садятся за письменный стол и выводят: «Квартет № 19». И дальше пишут этот квартет. Я тоже могу создать подобное произведение, но это будет чистая технология, которая никому не нужна. Мне надо вы́ходить, вы́носить сочинение, когда оно уже начинает складываться в своих контурах, и хорошо бы это было утро, когда тебя никто не трогает, и никуда идти не нужно, и телефоны не звонят. Мне всегда очень важно посовещаться внутри с самим собой. Иногда поделиться с кем-то из близких людей, как с Майей Михайловной я делился замыслом или поворотом замысла.

Майя Плисецкая в роли Кармен

Майя Плисецкая примеряет пачку Анны Павловой

Вы прожили более полувека в любви и тесном сотрудничестве рядом с близким человеком.


Я бесконечно рад тому, что моя жизнь — жизнь счастливого человека. У меня была великая жена, с которой у меня были исключительные отношения. Мы понимали друг друга с полуслова. Я отношу это главным образом к ее характеру, к ее терпимости. Я был счастлив с ней безмерно, бесконечно. Мне с ней было всегда интересно. Каждая минута была наполнена тем или иным событием. И конечно, на творчестве это не могло не сказаться. Мы друг друга обогащали и человечески, и, наверное, каждый в своей профессии. Так сложилась жизнь. Но я думаю, что в моей музыке есть и то, о чем каждый человек всегда думает, — то, что все не вечно. Как в моей опере «Боярыня Морозова» по «Житию протопопа Аввакума» говорится: «Яко это человек, если он не видел смерть». Ну что делать. Это, конечно, бесконечно неисправимо больно. Это жизнь.

Где вы отдыхаете душой? Какие места больше всего любите?

Когда судьба приводит меня в какие-то закоулки России, я всегда там нахожу отзвук. Богатство природы русской, провинция российская мне очень близки. Истоки мои идут из маленького городка Алексин Тульской губернии, на Оке. К сожалению, сейчас провинция потеряла множество своих замечательных черт, но что-то еще осталось, поэтому бывать там для меня всегда радость.



По материалам — Собака

©