«В начале мая мы переезжали на дачу. Стояла удушливая жара. День был воскресный, с нашим поездом ехало много дачников, вагоны были битком набиты. Мы рассчитывали, что в первом классе будет свободнее, — Лидочке было всего год и четыре месяца, днем она привыкла спать, — и ее можно будет уложить на диване. Случайно мы попали в курящий вагон. Минут за десять до отхода поезда в купе вошли два осанистых старика. Один диван был наш, они расположились на противоположном. Когда они вышли в коридор проститься с провожавшими, через открытую дверь до нас донеслось: «Как это неприятно — маленький ребенок. Позови кондуктора», — сказал один из стариков лакею. «Устрой нас, любезный, в другом отделении», — обратился он к кондуктору. «Все занято, ваше превосходительство. Местов нет, никак невозможно», — извинялся кондуктор. […] 

Скоро поезд тронулся, и новые пассажиры уселись молча, с надутым видом. Через несколько минут один из них заметил: 

— Купе курящее. 

— Да, и весь вагон тоже, — сказал другой. 

— Ну, что ж, покурим, — и вытащили каждый по громадной сигаре. 

Через несколько минут все купе было полно вонючим удушливым сигарным дымом. Александр Иванович открыл окно. 

— У меня ревматизм, — произнес старик, сидящий ближе к окну. — Потрудитесь закрыть окно. 

— Да, но вы видите, что мы едем с маленьким ребенком… 

— Зачем же вы сели в курящее купе, раз едете с ребенком? 

Второй старик вышел в коридор и крикнул: 

— Кондуктор, закройте окно. 

Вошел кондуктор и обратился к Куприну: 

— Господин, открывать окна можно только с одной стороны. Эта сторона подветренная, и если другие пассажиры заявляют претензии, окно следует закрыть. 

— Хорошо, — спокойно ответил Александр Иванович. Но я увидела, что он побледнел, слегка опустил голову и, прищурившись, посматривал на стариков. 

Мы подъезжали к Гатчине, где поезд стоял десять минут. 

— Я выйду пройтись, Маша, — сказал мне Александр Иванович. Он скоро вернулся. В руках у него был сверток. 

Поезд тронулся. Старики продолжали молча курить сигары. Когда поезд развил скорость, Александр Иванович сказал: 

— Маша, выйти с Лидочкой в коридор. […] 

Дверь в купе оставалась открытой, и я видела, как Куприн застелил газетой преддиванный столик. Потом он размахнулся и чем-то твердым ударил по окну. Зазвенели осколки. Александр Иванович старательно вышибал стекла наружу вдоль рамы. Старики в негодовании вскочили. […] 

— Господин, стекла бить не полагается, вы за это ответите, — заговорил кондуктор. 

Александр Иванович вынул бумажник и, указывая на висевшие на стене правила, сказал: 

— За разбитое стекло полагается штраф пять рублей. Вот десять, другие пять отдайте за уборку».*

©