Знаете, бывают какие дни, когда с утра все не заладилось — пасмурно, тяжелая и не принесшая результатов поисково-спасательная операция, холодные ботинки и моя старая машина, которую сносило с мокрой разбитой дороги. Я давно хотела поменять ее и думала, какому еще банку могу стать кредитным донором, но верный конь все не хотел уходить к другим хозяевам… А еще жуткая головная боль, последствие старой травмы, которая давала о себе знать в самые неподходящие моменты.

Мой попутчик заботливо предлагал остановиться или пересесть за руль, но я знала все проблемные точки машины, на которой к тому моменту ездила 10 лет, поэтому вела сама. В какой-то момент так сдавило виски, что, не выдержав (да и побоявшись), пришлось остановиться на обочине , недалеко от леса. Чтобы прийти в себя, пришлось выйти под мерзко моросящий дождь и жадно глотать воздух. И именно в этот момент мой взгляд остановился на черном комочке мокрой шерстки метрах в 3 от меня. Это была кисуля — маленькая, мокрая, с безразличным взглядом и словно смирившаяся с тем, что ее ждет не самая лучшая участь. Ветер трепал ее шерстку и я даже не сразу поняла, что она живая — так неподвижно она сидела.

Дорога стала легче, мой добрый спутник кутал промокшую кисульку, а я улыбалась своим мыслям..

…Много лет назад я, студентка 1 курса Академии права, шла по пешеходному проспекту с однокурсниками. Шли, смеялись, как и сотни других таких же молодых и беспечных. В какой-то момент я увидела бабку, этакая городская сумасшедшая, обвязанная котомками с хламом, которая несла за шкирку маленького черного котенка. Котенок болтался, как китайский болвашка, и у меня взыграло обостренное чувство справедливости. Прошмыгнув за ней в какую-то арку, перекрыла ей дорогу и грозно попросила отдать мне кота. Наверно, любая безумная бабка бы отдала что угодно девушке с ростом выше, чем на голову, и желтыми глазами.

Когда я принесла малявку домой, мама долго причитала о том, какой котенок страшненький и облезлый. А я вспомнила детский стишок и дразнилась:
— Зюма ты некузявая, пуська бятая.
Так и назвали, Зюмой.

Зюмочка умерла через несколько лет, тогда, когда я попала в больницу с «вражеской пулей» и была без сознания. Многие говорили, что после таких «пуль» не выживают, а на мне все как на кошке зажило, я могу работать и водить машину. У меня осталась только ноющая боль в виске..

…Я улыбалась и думала, что эту кисульку-найденыша тоже назову Зюкой, с разницей в одну букву.

А потом началось самое интересное. Через неделю я получила гонорар, в несколько раз превышавший стоимость моей машины, и смогла купить такого коня, о котором может мечтать не каждый цыган. Мне вообще начало нереально фартить, все, за что я ни бралась, приносило такие результаты, на которые я не могла и надеяться. Омрачало все то, Зюка сильно болела из-за переолаждения, и я лечила ее, колола уколы и возила по врачам, а каждую ночь она забиралась ко мне на голову, ложилась на больной висок, мурчала и перебирала волосы лапками. И через пару месяцев я заметила, что давно не чувствовала боли. И даже медицинские обследования показали, что киста рассосалась.

6 марта я не довезла ее до больницы, она умерла по дороге в моей машине от внутричерепного кровоизлияния. Не буду описывать, что тогда со мной было. И только глядя бессонными ночами на луну из окна дома, мне казалось, что по лунной дорожке идет мой маленький черный Друг. А когда засыпала, чувствовала на голове ее лапки. Скорее всего, меня просто приходил успокаивать кот.

Прошло чуть больше месяца. В тот год была ранняя Пасха, 16 апреля. Я поздно проснулась и лежала с зашторенными окнами, глядя в потолок. Внезапный стук в окно прервал мой анабиоз. Потому что стучать в окно никто не мог. Соседи редко заходят ко мне, дом разве что трехметровым частоколом не огорожен и адскими церберами не охраняем, а кому нужно, могут позвонить…
Открыв окно, я увидела, что в сетке застрял кошачий коготок, и бедная кисуля бьется о мое окно и истошно орет. Пока я успела выскочить на улицу, кисуля так испугалась, что шмыгнула на чердак и орала уже оттуда. Я сразу позвонила сестре, и мы уже вместе ловили и спускали на землю несчастного зверька.

Марья Морьевна (так я назвала кисулю) оказалась красивой кругленькой такой девочкой с блестящей шерсткой темного отливающего рыжиной цвета. Самостоятельной и характерной. Иногда она ложится мне на голову, и хоть у меня больше и не болит висок, я даже сквозь сон ругаю ее:

— Марьюшка, не лечи меня, я сама сильная и очень хочу, чтобы ты жила. На этот раз не как прошлые две жизни, а долго-долго…

©